Хождение в страну 5 рек.

Олесь Бенюх и Даршан Сингх

ПОЕМ СТИХИ! ПРОДАЕМ СТИХИ!

Но вернемся на наш кави дарбар. Прозвучала вступительная речь—и председателя представили публике. На­чались декламации. Каждый поэт разрабатывал свою те­му, но все пользовались общим рефреном. Устроители кави дарбар обычно заранее определяют первую стихотворную строку. Рефрен называется мисра-и-тарах и служит деви­зом собрания. Поэтов подобное ограничение (как они сами это называют, «попытка частичной регламентации») ни­сколько не смущает. Один даже сообщил нам, что стихо­творение, которое он собирался прочитать, было написано прямо здесь, на сцене, пока он стоял в поэтической очереди.

Поэты были зрелыми мастерами своего дела. Они не да­вали публике ни отдыха, ни срока и, даже переходя на про­зу, радовали аудиторию. Об истинном качестве стихов не нам судить. Что касается декламация, она была на высоте. Политическим лидерам и молодым лекторам, представите­лям публицистических жанров, есть чему поучиться у поэ­тов в нелегком искусстве прямого воздействия на массы.

Правда, не все пенджабские поэты владеют этим даром. Здешних служителей муз можно было бы подразделить на две категории. К первой принадлежат поэты сцены, ко второй книжные поэты. Первые обычно хорошие чтецы и скверные поэты. Вторые — наоборот. Редко встретишь книжку стихов, написанную поэтом-эстрадником. Печатный станок вселяет в него ужас. А книжные поэты, в свою оче­редь, боятся сцены. Предположим, Пиара Сингх Сахраи попросят выступить на поэтическом симпозиуме. С несчаст­ным видом он скажет, что его стихи приятнее читать, чем слушать. Поэт признался нам как-то, что, когда он взби­рается на сцену, ему хочется не читать стихи, а извиняться за них...

 

Закончился первый раунд декламаций. Поэты выпол­нили норму, призывая зрителей к разумной экономии средств. Аудитория уже прониклась сознанием того, что в первый день месяца, то есть в день заработной платы, можно приступить к внедрению в практику поэтических увещеваний.

Начался второй круг. Теперь поэты могли поработать для души. Кто-то начал уже поэму о женщине, которая так обрадовалась свадьбе своего родственника, что решила танцевать до упаду. Другой поэт воспел девочку с двумя косичками и в узком платьице. Третий описал страдания в разлуке, а четвертый, наоборот, радость встречи и едине­ния. Стихи становились все более «жовиальными». Второй раунд растворил рекламный осадок, оставленный первым. Поэты, предав радостному забвению режим похвальной экономии, звали соотечественников наслаждаться жизнью, вероятно, все на те же скромные сбережения.

Мушайра
 
Некоторые декламировали в манере чтения лекции по политэкономии. Другие обнаруживали завидные трагедий­ные дарования. Следующие просто старались не сбиться с ритма, Были и такие, что произносили стихи громко и на­распев, уподобляясь продавцам-лоточникам на железнодо­рожных станциях.

Закончился третий круг. Автор с почтенной белой бо­родой приступил к поэме о вдовах, вновь вступающих на тернистый путь замужества...

Поток поэзия заливал аудиторию. Было уже за полночь. Выступающие пребывали в отличной форме, а слушатели —■ хотя они и были уже напитаны виршами до мозга костей — только-только входили во вкус. За исключением одного из авторов этой книги. Дело не в том, что на протяжении нескольких часов он все слышал, но ничего не понимал. Ритм и музыка стихов компенсировали незнание языка.

1[2]3
Оглавление